Вопрос о церковном землевладении; ересь жидовствующих - Переход удельного быта в государственный

§ 56. Вопрос о церковном землевладении; ересь жидовствующих. Вопрос об устройстве служилого землевладения был в то время связан с вопросом о монастырском землевладении. В XV веке монастыри в Московской Руси так размножились и овладели таким количеством земель и крестьян, что стали возбуждать некоторое беспокойство правительства и светских землевладельцев. У правительства уже не стало хватать удобных земель для помещиков, и великие князья были бы не прочь секуляризовать^[51] монастырские вотчины. С другой стороны, земельные богатства монастырей стали смущать самих монахов, которые находили, что "стяжание" противоречит вообще монашеским обетам. Так с разных точек зрения начато было обсуждение вопроса о монастырских землях, и возникло целое движение, оставившее яркий след в литературе того времени.

Развитие монастырской жизни в период татарского ига зависело от многих причин. Тяжелые условия жизни в "миру" способствовали удалению от мира в "пустыню". Оставляя города и городские монастыри, иноки шли искать уединения и безмолвия в северные леса и ставили там, в глухой чаще, свои кельи. Но в этих же лесах, в общем движении колонизации, они сталкивались с другими поселенцами. Из пустынного поселения иноков возникал монастырь, а около него крестьянские поселки. Из нового монастыря шли новые иноческие колонии и снова обращались в монастыри^[52]. Основываясь на новых землях, монастыри получали от благочестивых князей грамоты на занятые ими пространства и делались господами окрестных крестьян. Так создались мало-помалу земельные богатства монашеской братии. В среде этой братии не все одинаково относились к этим богатствам. Одни малодушно пользовались ими, превратив монашеский подвиг в безбедное житие. Другие стремились воспользоваться громадными средствами монастырей для добрых общественных целей. Третьи, наконец, пришли к убеждению, что монахи вовсе не должны владеть землями и богатствами, а должны кормиться своим рукоделием. Когда к концу княжения Ивана III монастырские вотчины достигли громадных размеров, возник спор о них в письменности и на церковных соборах. Во главе спорящих стали два выдающихся представителя тогдашнего монашества: Иосиф Волоколамский, или Волоцкий (игумен Волоколамского, им же основанного монастыря), и Нил Сорский (основатель скита^[53] на р. Соре близ Белоозера). Первый из них был строгий монах и отличный хозяин, одинаково способный и к литературной деятельности, и к практической. Отлично устроив и обогатив свой монастырь, он умел поддерживать в нем порядок и крепкое подвижническое житие. Видя на своем хозяйстве, что богатство не портит монастырских нравов, он думал, что монастыри могут богатеть и с пользою употреблять свои средства для высоких целей. Против Иосифа выступал Нил и его последователи, получившие название "заволжских старцев", так как они все были из северных, за Волгою основанных монастырей. Нил был монах-отшельник, учивший, что монахи должны решительно оторваться от мирских забот, быть пустынножителями, кормиться трудами рук своих и всем существом своим стремиться к Богу, не радея ни о чем земном. Вопрос, поднятый в отвлеченном споре, был рассмотрен на церковном соборе 1503 года. Большинство собора стало на сторону Иосифа и в его духе составило соборное определение в пользу монастырского землевладения. Светская власть не решилась идти против соборного авторитета, и монастырские вотчины уцелели и продолжали расти. Монастыри не только получали земли от государей, но и сами покупали их, принимали в заклад, одалживая под них деньги светским людям, и, наконец, получали их в дар от благочестивых людей на помин их души^[54].

Разница направлений сказалась также в очень громком деле о "ереси жидовствующих". Ересь возникла в Новгороде в годы присоединения Новгорода к Москве и оттуда перешла в Москву. Заключалась она в том, что по учению какого‑то жидовина Сxарии жидовствующие не признавали Св. Троицы, отвергали божество Иисуса Христа, ожидали Мессии, не почитали Богородицы и святых, не поклонялись святому кресту и иконам, почитали закон Моисеев и вместо воскресенья чтили субботу. Ересь распространилась среди новгородских священников и церковников. Некоторые из них самим князем Иваном III были из Новгорода привезены в Москву и определены в придворные соборы, после чего ересь пошла и по Москве. Ей сочувствовали видные светские люди и кое‑кто из высшего московского духовенства. Протекло более пятнадцати лет от начала ереси, раньше чем ее открыли. Новгородский архиепископ Геннадий донес о ней в Москву. Началось дело, причем в Москве оно шло вяло, а Геннадий в Новгороде вел его с великим рвением^[55]. Наконец, на церковном соборе (1504) еретики были осуждены на казнь. Многие из них были сожжены, и ересь заглохла.