Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Гапоненко Александр 2019

Меняла Йосиф Шафир

Меняла. Немецкая средневековая гравюра

Через полчаса после того, как ушел городской голова, стрелец привел к Хворостинину менялу Йосифа, спрашивавшего при входе в наместнические хоромы Евфросинию.

В приемную палату вошел высокий худой еврей, одетый в засаленный длиннополый кафтан неопределенного цвета, поверх которого был накинут черный плащ из шерстяной материи; на голове вошедшего громоздилась мягкая круглая шляпа с широкими полями. При ходьбе Йосиф немного прихрамывал на правую ногу и поэтому опирался на длинный сучковатый посох.

Когда меняла снял шляпу, Хворостинину открылось широкое, все покрытое рыжими веснушками лицо, обрамленное длинными седыми волосами, пейсами, длинной бородой и столь же длинными усами; на лице менялы далеко вперед выпирал крючковатый нос и блестели чуть выпуклые черные глаза.

Войдя в палату, Йосиф остановился у двери и, бросив взгляд на Хворостинина, сразу предположил, что тот будет просить у него деньги в долг, как это часто делал раньше Шуйский. Меняла сделал вид, что не понял цели встречи и, кивнув головой, имитируя поклон, невинно спросил у сидевшего за столом Хворостинина:

— Что нужно князю от старого бедного еврея в столь поздний час?

— Здравствуй, Йосиф! — ответил наместник. — Евфросиния сказала, что ты зайдешь поменять ей деньги, и я попросил стражу провести тебя ко мне. Хотел тоже поменять золотые. Да ты присаживайся к столу.

Дмитрий Иванович показал меняле рукой на стоящее рядом с ним кресло-трон Шуйского — сам он сидел на небольшом и более удобном табурете.

Йосиф начал юродствовать:

— Как может еврей садиться за один стол с таким знатным человеком, да еще на такое красивое кресло?

— Садись, говорю, — повысил голос наместник. — Разговор у нас долгий будет.

Меняла подошел к столу, опираясь на свой посох, отодвинул кресло-трон подальше, примостился на самый краешек сиденья и вопросительно посмотрел на князя.

— Поменяй мне золотые султани на серебряные копейки, деньги и полушки. Только не так, как ты поменял Евдокии, а по хорошему курсу. У меня шестьсот золотых есть.

Лицо Йосифа осталось неподвижным, но в глазах забегали огоньки, очень похожие на те самые золотые, прибыль от перепродажи которых он уже успел подсчитать.

— А откуда у наместника так много турецких золотых? — начал осторожно выяснять меняла.

— Из-под Астрахани. Московские войска захватили там турецкий обоз, в котором была казна, и царь дал мне часть трофейного золота заплатить жалование служилым людям, поскольку Шуйский не мог собрать подати в казну.

Йосиф слышал, что два года тому назад под Астраханью русские отряды захватили турецкий обоз, и знал, что денег стрельцам и другим служилым людям наместник давно не платили. Он это сопоставил с тем, что Шуйского сняли с поста наместника и решил, что Хворостинин говорит правду.

Верный своей натуре, Йосиф стал торговаться и, в конце концов, согласился дать за золотой семьсот восемьдесят московских денег.

— Охрану тебе завтра прислать в лавку? — спросил при расставании Хворостинин.

— Ой, зачем привлекать внимание людей? — ответил ему Йосиф вопросом на вопрос. — Я сам приеду с серебром.

Он встал с кресла, наклонил немного в сторону князя голову в знак прощания, нахлобучил свою широкополую шляпу, повернулся и пошел к двери. Свой сучковатый посох он зажал под мышкой и шел уже не хромая. Видимо, мысль об удачной сделке подействовала на его ногу лечебным образом, как подействовала на Хворостинина совместная молитва Спасителю в палате Ивана Васильевича.

На следующее утро к хоромам наместника подъехали сани, которыми управлял заспанного вида мужик в рваном заячьем полушубке. Рядом с мужиком, на облучке, кутаясь в свою черную суконную накидку, сидел Йосиф. В санях, под старой рогожей, лежало восемь небольших дубовых бочонков. Один из них чуть протекал через плохо пригнанную к просверленному отверстию затычку, и от саней шел пьянящий запах белого рейнского вина.

Прямо с облучка Йосиф крикнул дежурным стрельцам, чтобы они помогли занести в палату наместника бочки с вином, которое он заказал на предстоящий званый обед. Откуда меняла узнал про затеянный Хворостининым обед, было совершенно непонятно.

Стрельцы прислонили к стене у входа свои бердыши и, путаясь в длинных полах кафтанов и в свисавших с поясов саблях, стали таскать привезенный груз на второй этаж, в сени. Бочонки были тяжелые, и поднять каждую можно было только вдвоем. Только последний, протекающий бочонок был на удивление легким.

Пока стрельцы, надрываясь, поднимали тяжелый груз, Йосиф мелочно торговался с возницей по поводу заранее оговоренной оплаты, пытаясь выгадать полушку за опоздание с подачей саней к погрузке. Однако, когда стрельцы стали поднимать последнюю бочку, меняла заплатил извозчику оговоренную цену и стремительно понесся впереди носильщиков.

В сенях меняла отдал распоряжение заносить бочки прямо к наместнику в палату.

Войдя вслед за стрельцами к наместнику, Йосиф снял шляпу, кивнул хозяину головой в знак приветствия и стал давать указания, куда ставить бочонки. Устроив все, он отослал стрельцов прочь и закрыл за ними дверь.

— Наместник, я выполнил свою половину сделки, — доверительно заявил Йосиф.

Он ловко отделил от своего сучковатого посоха его верхнюю часть, которая оказалась ручкой кинжала, и обнажившимся узким стальным лезвием открыл крышку одного из бочонков. Тот оказался доверху набит московскими и новгородскими серебряными монетами разного достоинства.

— Будем считать? — деловито спросил меняла, засовывая лезвие ножа обратно в посох.

— Конечно, будем, — так же деловито ответил ему Хворостинин.

Позвали Степана, но тот вместо участия в счете предложил взвесить серебро. Слуга принес откуда-то рычажные весы с гирьками разновесками и стал быстро все взвешивать и записывать получаемый результат на листе бумаги. Йосиф только успевал открывать и закрывать крышки бочек. В итоге оказалось, что не хватало рубля серебром.

— А рубль где еще один? — спросил Степан.

— Это плата за рейнское, которое я привез для званого обеда, — не моргнув глазом заявил меняла.

— У нас братчина. Каждый делает свой взнос за обед. Если хочешь быть зван на пир, то с тебя тоже взнос. Можешь его сделать этой самой бочкой рейнского. Не хочешь идти на обед — увози вино обратно, — холодно заметил присутствовавший при взвешивании серебра Хворостинин.

Попасть на званый обед к наместнику было престижно, раньше Йосифа на такие мероприятия не звали, поэтому он молча достал из висевшего на поясе кожаного кошелька горсть новгородских денег, отсчитал сто штук и высыпал в одну из бочек.

— Степан, неси золото, — дал после этого команду Хворостинин.

Слуга взял у наместника ключик, сходил в камору, принес оттуда турецкую кожаную сумку и высыпал ее содержимое на стол. Йосиф пересчитал монеты и обнаружил, что одного золотого не хватает.

Хворостинин приказал Степану взвесить чуть меньше фунта серебра взамен того султания, что он отдал Евдокии. Йосиф сгреб серебро себе в карман, сложил золотые обратно в кожаную сумку, перекинул ее широкий ремень через плечо, кивнул присутствовавшим головой в знак прощания, надел шляпу и молча побрел к выходу, опираясь на свой посох.

— Йосиф, — окликнул его у самой двери Хворостинин. — Так ты доволен нашей сделкой или нет?

Меняла обернулся и стал, по привычке, жаловаться:

— Ой, что это была за сделка, князь? От нее слезы одни, а не доход.

— А еще одну, более выгодную сделку хочешь сегодня заключить? — предложил, как бы нехотя наместник.

Йосиф от неожиданности опешил, повернулся и посмотрел на Хворостинина.

— Степан, принеси товар, что у нас есть на продажу, — попросил Дмитрий Иванович своего слугу.

Степан вернулся в камору, принес оттуда три лучшие соболиные шкурки и положил их на стол. Шкурки были с густым, длинным, без единого изъяна черными волосками, которые заканчивались серебряными концами. Такой знатный мех можно было пустить не только на боярскую шапку или шубу, но и подбить им саму королевскую мантию.

Увидев столь редкий соболиный мех, Йосиф опустил сумку с золотыми монетами на пол прямо у двери, вернулся к столу, запустил свои длинные, худые, густо покрытые веснушками кисти рук в одну из шкурок и стал тихонечко перебирать пальцами мех.

— Откуда у воеводы такая хорошая мягкая рухлядь? — вкрадчивым голосом стал выяснять меняла, не отрывая глаз от соболиного меха.

— Царю из Сибири прислали ясак, а он мне дал часть для продажи. Может быть, купишь? — с деланным простодушием спросил Хворостинин. — Только я по дешевке мех не отдам.

— Сговоримся, наместник, по цене, сговоримся, — ответил ему меняла, продолжая перебирать мех пальцами. — Много ли у тебя этой мягкой рухляди?

— Здесь двадцать сороков. Потом царь еще обещал прислать, — затягивал Хворостинин торговца в свои сети.

— Мне нужна монополия на торговлю сибирской пушниной в Европе, — неожиданно выпалил, не сдержав одолевавшее его чувство наживы Йосиф.

— Право на монопольную торговлю только царь дает. Но я могу похлопотать перед ним об этом, если ты мне на вырученные от продажи этой пушнины деньги нужный товар из Европы привезешь, — поставил условие Дмитрий Иванович.

— Что за товар, князь? — спросил Йосиф, продолжая гладить соболиный мех.

— Сабли турецкие, шлемы персидские. Всего по триста штук, — стал перечислять Хворостинин. — Пистолеты немецкие двуствольные, тоже триста пар. Кое-какое снаряжение воинское. Отдам тебе половину соболей на продажу, а ты мне в залог оставишь только что полученное золото. Как заказанный товар привезешь, так вторую партию пушнины заберешь, а потом я залог тебе верну. Сделку письменно оформим. Степан договор составит — он юрист с европейским образованием.

— Так меня, Дмитрий Иванович, король польский Сигизмунд на первом попавшемся дереве повесит, когда узнает, что я русским оружие везу, — с деланным страхом сказал Йосиф, но рук от соболиной шкурки не отдернул.

— Сигизмунд сейчас при смерти, в Речи Посполитой великая замятня, она заключила перемирие с Московским царством. До тебя и твоей торговли никому дела нет. Надо будет только посулы не жалеть на границе для таможенной стражи, а ты, я слышал, в этом деле великий знаток, — поучал еврея Хворостинин.

«А не из наших ли он? — невольно подумалось Йосифу, когда он услышал поучения князя. — Больно ловко выкручивает сделку в свою пользу!»

Потом, бросив взгляд на черную рясу Хворостинина и на висевшую в красном углу палаты икону Спасителя, отмел прочь крамольную мысль о еврейском происхождении князя.

Возможность стать монопольным продавцом сибирской пушнины в Европе захватила менялу так сильно, что он решил уступить князю в этой небезопасной сделке. Они долго торговались, пока не сошлись в цене на все товары. Наконец, ударили по рукам.

— А что тебе во второй раз привезти из Европы? — задал меняла после этого вопрос князю.

— Даже не знаю, Йосиф, — честно признался Хворостинин. — Мне добрых воинов еще надо где-то достать, но ими купцы не торгуют.

— Почему не торгуют, наместник? Очень даже торгуют. Есть у меня один молодой ливонский рыцарь, родом с острова Эзель. Зовут его капитан Юрген фон Фаренсбах. Он должен мне много денег. Так вот, капитан может набрать за деньги отряд немецких рейтар и привести их к тебе. Немецкие рейтары хорошие воины — ты не пожалеешь.

— Это неплохое предложение, — обрадовался Хворостинин. — Зови сюда этого Юргена, будем с ним договариваться.

Йосиф замялся:

— Есть одно маленькое препятствие тому, чтобы он сюда приехал.

— Какое препятствие? — удивленно спросил наместник.

— Он по распоряжению царя в тюрьме сидит в городе Дерпте и ждет, когда его кто-нибудь оттуда выкупит.

Хворостинин громко засмеялся:

— Рассмешил ты меня, Йосиф. Хочешь, чтобы я твоего должника выкупил, да еще и долг за него заплатил?

— Ты, наместник, не смейся, — стал уговаривать князя меняла. — Юрген, правда, храбрый и талантливый командир. Служил в Германии, Франции, Австрии, хорошо знает европейское военное искусство. Он легко наберет для тебя три сотни тяжеловооруженных всадников. А обмануть он нас не обманет, поскольку заложил мне свой родовой замок и земли. Коли ты его из плена высвободишь, то я с тебя за посредничество денег не возьму даже. Все деньги от продажи второй партии пушнины потратишь на жалование немецким наемникам.

Хворостинин, продолжая улыбаться, ответил:

— Хорошо, я напишу Ивану Васильевичу, чтобы он отпустил ко мне твоего капитана Фаренсбаха и разрешил ему набирать наемников в Ливонии. Только, если твой капитан сбежит, то ты свой залог обратно не получишь.

Переговорщики опять ударили по рукам.

Йосиф оставил сумку с турецким золотом в приемной палате и попросил Хворостинина дать ему через четыре дня десяток стрельцов, чтобы охранять сани с пушниной во время пути до границы. На границе его должны были встретить литовские стражники.

Перед уходом меняла опять на прощание кивнул головой, надел свою широкополую шляпу и вышел.

По узким улицам Смоленска Йосиф шел в приподнятом настроении. Наконец-то ему улыбнулась удача: он теперь сможет по-настоящему разбогатеть и вести торговлю уже на свои, а не на занятые у кагала деньги.

Он вспомнил, как в молодости ему пришлось бежать из Литвы, когда король Сигизмунд II стал притеснять евреев. Тогда им запретили носить дорогие одежды, украшения, мужчин обязали нашивать желтые буквы на одежду, женщин — носить дурацкие желтые островерхие колпаки. Все евреи должны были ежегодно вносить большие суммы в королевскую казну, помимо общих для всех королевских подданных податей. Тогда семья Шафиров потеряла свои капиталы и, бросив большой каменный дом в центре Вильно, разъехалась по соседним странам.

Молодой Йосиф поехал в уже отошедший к Москве Смоленск, где была небольшая еврейская община — кагал. Кагал дал ему денег в долг, и он занялся меняльным делом. После возврата процентов по займу кагалу у него оставалось не так много денег, и он все никак не мог накопить нужную сумму, чтобы обзавестись семьей.

— Теперь, — думал Йосиф, — он сможет жениться, завести детей. Много детей, как у его родителей. Ведь ему исполнилось только тридцать пять лет. А риск попасться в Польше на торговле оружием был небольшим. Наверное, все же наместник имел в роду евреев. Не может не еврей так ловко обделывать торговые дела.

Размышляя о предстоящей сделке, меняла дошел до своей конторы, располагавшейся на первом этаже арендованного двухэтажного каменного дома, отворил тяжелый висячий замок на двери и поднялся на второй этаж, где находилось его жилище.

Дома было холодно, и он затопил камин. Усевшись напротив камина на небольшой переносной скамье, покрытой лисьим покрывалом, Йосиф стал смотреть на огонь, лижущий большие березовые поленья. На фоне пламени перед его глазами проходили картины будущей, материально хорошо обеспеченной, а потому счастливой жизни.

Однако через пятнадцать минут меняла поборол свою мечтательность и стал готовиться к поездке. Надо было заранее отправить письмо торговым партнерам в Вильно, чтобы они выслали на границу вооруженную охрану, обязательно русских, которым можно доверять. Надо было также написать письмо в немецкий Аугсбург к брату, чтобы тот выяснил, кто сейчас покупает меха и почем.